Он стоял пролетом ниже, с пакетами в руках. Один порвался и в дырку смешно выглядывал батон.
- Ты? - повторил он еще раз, будто пробуя на вкус слово, значение которого уже не помнил.
Заготовленный ответ давно был забыт ею и отвергнут. Или сначала отвергнут, а забыт уже потом? Она запуталась и промолчала.
Он тоже молчал, и от его молчания становилось холодно и совсем безнадежно.
Он стал медленно подниматься по лестнице, и каждый новый шаг давался ему труднее предыдущего.
И она сказала:
- Я... Соскучилась.
Он поставил пакеты на пол, достал из кармана ключи:
- Знаешь, а ведь я искал тебя...
- Знаю.
- ...где только можно искал...
- Я уезжала.
- ... и где нельзя, тоже искал.
- Я уезжала далеко.
Батон из порванного пакета высунулся уже наполовину и почти касался выщербленной плитки с дурацким коричневым узором.
- У тебя пакет порвался, - она наклонилась и подняла с пола пакет, придерживая его за разодранный бок. Он уже стоял в прихожей и снимал обувь - носком одного ботинка о пятку другого. Она терпеть не могла, когда он делал так, но не сейчас. И в тот момент, когда она подумала об этом, тяжелая входная дверь, продолжая распахивать перед ней крошечную прихожую, уткнулась ручкой в черную отметину на стене - он так и не прикрутил этот дурацкий ограничитель.
- Чаю хочешь?
Кивнула, молча, и вошла.
